Перевод медицинских терминов

 

  Христианскими терминами в медицине можно условно назвать такие лексические образования, в семантике которых присутствует религиозно-мистический элемент. Разной степени архаичности, эти термины представлены и в современных словарях, от dura mater et pia mater (твердая и мягкая мозговые оболочки) в анатомии до pater noster rachiticus ("рахитический четки", утолщения на границе ребер и их хрящей при рахите) в клинике.

 

  Наряду с хорошо известными терминами онанизм (от имени библейского Онана) и херувизм (фиброзная остеодисплазия нижней челюсти, при которой лицо округляется и становится похожим на изображение херувима), появляются и новые термины на основе библейских образов. 

 

  Так, психоаналитики ввели комплекс Каина (по имени старшего сына Адама и Евы, убившего своего брата Авеля из зависти) для обозначения причины невроза, возникшего вследствие обделенности одного из детей родительской любовью. Имя самого Адама образует словосочетание Адамово яблоко (гортанный выступ у мужчин), по-латински pomum Adami seu prominentia laryngea. 

 

  Источники и время возникновения терминов этого ряда весьма разнообразны. Начиная с XIII в. через Септуагинту (перевод Библии на латинский язык), в европейскую культуру стали входить многочисленные "библеизмы", являющие собой, по словам С.С.Аверинцева, как бы эхо древнего Ближнего Востока в речи Запада. Примером может служить анатомический термин спайка свода, который имеет в качестве устаревших синонимов такие обозначения, как аммонова спайка, комиссура гиппокампальная, лира Давида. Последний вариант библейского происхождания, по-латински lyra Davidis seu psalterium. (Псалтерион - музыкальный инструмент, похожий на цитру, имел форму треугольника)

 

  В эпоху средневековья большим авторитетом в Европе пользовалась арабская медицина, на латинский язык переводились трактаты Авиценны и других арабских медиков. Монахи-переводчики часто сознательно или по ошибке христианизировали метафорические описания из арабских сочинений. Так в анатомии появились и остаются по сей день pia mater (милосердная матерь) и dura mater (суровая матерь) как отголоски культа Богоматери; нейтральные синонимы: leptomeninx, pachymeninx. Не нужно объяснять, что алкоголь и алхимия тоже арабского происхождения.

 

  Кстати, алхимия (в самом слове выделяют артикль "ал" и корень "хим", имеющий три варианта перевода: Египет, жидкость, золото; так что вполне убедителен перевод слова как "златоделие"), родиной которой является Египет, в средневековой Европе имела большое распространение, несмотря на то, что и тогда признавалась жульнической наукой. В "Божественной комедии" Данте можно прочитать о двух алхимиках, обреченных на вечные муки в десятом рву восьмого круга "Ада". Однако, алхимией занимались многие выдающиеся ученые Средневековья и Возрождения: Арнольд из Виллановы, Раймонд Луллий, Парацельс. Медицинские алхимики или алхимические медики оставили свой след в словаре медицины: это мистическая сущность вещи "квинтэссенция" (буквально: пятая сущность) и универсальный растворитель "алкагест", на роль которого претендовали aqua fortis (крепкая водка, или азотная кислота) и aqua regis (царская водка). От алхимиков tartarus vini - адский спирт, винный камень (ср. acidum tartaricum, виннокаменная кислота). Раствор треххлористого золота, считали алхимики, обладает целебными свойствами, отсюда aurum potabile - питьевое золото...

 

  Наиболее значительным фактором влияния христианской доктрины на научный словарь было то обстоятельство, что и католическое богослужение и средневековая наука пользовались латинским языком. Приведем для иллюстрации название нынешней трапециевидной мышцы - musculus Capucini, seu musculus cucullaris (буквально: мышца Капуцина, или капюшонная; имеется в виду часть монашеского одеяния). Автор уже упоминавшейся книги "Ономатология анатомика" Иозеф Гиртль считал названия, подобные musculus religiosus извинительными для анатомов, на которых в Средние века смотрели подозрительно, а вскрытия были запрещены вплоть до XVI века. Заглядывая в старые анатомические трактаты, можно обнаружить там образцы конъюнктурных утверждений религиозного, так сказать, толка.

 

  Например, Адриан Спигелий (1578-1625) видел в ягодицах природную подушку человека, "сидя на которой, человек можёт праведно и усердно предаваться размышлениям о божественном" (перевод с латинского). Считалось также, что "капюшонная мышца" дана всем смертным pro memoria (на память), дабы они не забывали вести религиозную жизнь.

 

  Критическое отношение к "монашеской терминологии" выразил в своем великом трактате "О строении человеческого тела" реформатор анатомии Андрей Везалий. Описывая второй мускул между двигателями лопатки, а его-то и называли musculus Capucini, Везалий саркастически замечает, что форму своей мантии Францисканцы, Яковиты и особенно Бенедиктинцы (то есть представители разных монашеских орденов) заимствовали отнюдь не у тех мускулов, которые покрывают спину и лопатку. Везалий противопоставил "капюшонной мышце" точное функциональное название musculus inter scapulae motores secundus (буквально: вторая мышца среди двигателей лопатки). Но, увы, оно не удержалось в анатомии, потому что оказалось слишком длинным; остался третий вариант, известный с XVI в., трапециевидная мышца. 

 

  Некоторые термины попали в анатомию из ботаники, сохранив при этом религиозные оттенки значения. Arbor vitae cerebelli - древо жизни мозжечка, рисунок видимых на сагиттальном разрезе прослоек белого вещества червя мозжечка, сгруппированных подобно листьям вечнозеленого дерева туи. Если продлить ассоциации, то надо вспомнить, что посредине рая возвышалось не только древо познания, но и древо жизни. Вкусив плодов древа жизни, люди стали бы бессмертными, но этого не произошло. В 3-й главе книги Бытия читаем: "И сказал господь Бог: вот, Адам стал как один из нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от древа жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно". Термин сохранился до наших дней. Также от растения образовано словосочетание morsus diaboli seu fimbriae tubae uterinae - "укус дьявола", или бахромки маточной трубы, окружающие ее яичниковый конец. Morsus diaboli сейчас считается устаревшим.

 

  Мрачноватые оттенки окрашивают клиническую лексику, напоминая о религиозном фанатизме или просто об отчаянии врачевателей: corona mortis, crux mortis, miserere, peccatophobia, tinnitus funebris etc.

 

  Особенно впечатляет miserere! (помилосердствуй!) от начала католической молитвы "miserere mei" - помилуй меня (Боже), так по-старому называлась каловая рвота при непроходимости кишечника; конечно, в наше время термин помечен в словарях как исторический, устаревший, его заменил системный термин copremesis. Corona mortis (корона смерти) в современном словаре объясняется как необычный ход запирательной артерии; при оперативном вмешательстве сосуд травмируется и кровоточит. Crux mortis (крест смерти) - перекрещивание кривой температуры с кривой пульса при внезапном падении температуры и увеличении частоты пульса, неблагоприятный прогностический симптом. Tinnitus funebris (uraemicorum) "похоронный звон" (уремиков), шум трения перикарда, affrictus pericardicus.

 

  Образ креста как символ христианства остался в медицине навсегда, вспомним "красный крест". В воспоминаниях Н.И.Пирогова есть строки: "И в клинике у Мудрова, и в анатомическом театре у Лодера мы читали на стенах надписи и видели распятия. В клинике при входе был вделан в стену крест с надписью: Per crucem ad lucem (Через крест к свету)".

 

  Иногда в медицину попадали имена святых, самый известный пример - пляска святого Вита (она же пляска св. Валентина, пляска св.Гвидона, пляска св.Иоанна); сейчас ее название chorea minor, хорея малая. 

 

  Семантическое раздвоение латинского слова по линии религиозной и медицинской породило в современных европейских языках ряд омонимов, то есть одинаковых слов с разным значением. Слово sacer (sacra, sacrum) означает священный, так была названа крестцовая кость (перевод с древнегреческого osteon hieron), отсюда в медицине "сакральный" - относящийся к крестцовой кости, "сакрализация" - слияние последнего поясничного позвонка с крестцом. В общелитературном языке "сакральный" и "сакрализация" сохраняют первое значение - священный, освящение (отношение к религиозному культу).

 

  Средневековые теологи развивали в своих трудах идею большого и малого мира, по-латински mundus major et minor, по-гречески macrocosmus, microcosmus. При этом обыденная религиозность была склонна к буквальному толкованию символов, к фантастическому или чувственному восприятию абстракций. Автор популярного богословского пособия "Elucidarium" (Светильник) Гонорий Августодунский, церковный писатель первой половины XII в., описывает материальную субстанцию человека как микрокосмос, состоящий из четырех элементов: плоть его из земли, кровь из воды, дыхание из воздуха, тепло из огня. Голова человека кругла, подобно небесной сфере, два глаза соответствуют двум небесным светилам, а семь отверстий в голове - семи небесным гармониям. Грудь подобна воздуху, сотрясаемому ветрами и громом. Живот воспринимает все жидкости, как море все течения. Ноги поддерживают вес тела, подобно земле и т.д. Понятие "микрокосма" применительно к человеку, конечно, не является открытием автора "Светильника", хотя он внес и свое оригинальное видение того, как человек вписан во вселенную, в макрокосмос. Важно, что именно с XII века это понятие стало общепринятым.

 

  В связи с теорией макро- и микрокосма нельзя не вспомнить схему взаимного соотношения четырех природных стихий и четырех жидкостей организма по Аристотелю. Тем более, что на рубеже XIII и ХIV столетий гуморальная теория античности (от слова humor - жидкость) была внятно и лаконично изложена в стихотворной форме в "Салернском кодексе здоровья" и оставила след в терминологии биологических наук.

 

  "Салернский кодекс здоровья" (Regimen sanitatis Salernitanum) - лучший памятник тысячелетнего существования Салернской медицинской школы. Его автор Арнольд из Виллановы (ок. 1235-1311), философ и врач, занимался химией (и алхимией), практической терапией, диететикой и гигиеной. Приведем фрагменты из 82-86 глав "Салернского кодекса", где охарактеризованы четыре темперамента: сангвиник, холерик, флегматик, меланхолик. Русский перевод Ю.Ф.Шульца. 

 

  В теле находятся нашем четыре различные влаги:

Флегма и светлая желчь, кровь и черная желчь.

 

Воплощенье 

Флегма - в воде, а в земле себе черная желчь обретают;

Кровь - это воздух, а светлая желчь в огне воплотилась. 

 

Сангвиник

 

  Каждый сангвиник всегда весельчак и шутник по натуре, 

Падкий до всякой молвы и внимать неустанно готовый, 

Вакх и Венера - услада ему, и еда, и веселье; 

С ними он радости полон и речь его сладостно льется. 

Склонностью он обладает к наукам любым и способен. 

Чтоб ни случилось, - но он не легко распаляется гневом. 

Влюбчивый, щедрый, веселый, смеющийся, румянолицый, 

Любящий песни, мясистый, поистине смелый и добрый.

 

Холерик

 

  Желчь существует, - она необузданным свойственна людям, 

Всех и во всем превзойти человек подобный стремится; 

Много он ест, превосходно растет и легко восприимчив, 

Великодушен и щедр, неизменно стремится к вершинам; 

Вечно взъерошен, лукав, раздражителен, смел и несдержан, 

Строен и хитрости полон, сухой он и с ликом шафранным.

 

Флегматик

 

  Флегма лишь скудные силы дает, ширину, малорослость.

Жир порождает она и ленивое крови движенье.

Сну - не занятьям - свои посвящает флегматик досуги. 

Лень и сонливость, рассудок тупой и вялость движений. 

Всякий флегматик сонлив и ленив, и с обильной слюною, 

Тучен он телом и разумом туп, белолицый обычно. 

 

Меланхолик

 

  Только про черную желчь мы еще ничего не сказали;

Странных людей порождает она, молчаливых и мрачных. 

Тверды в намереньях, но лишь опасностей ждут отовсюду. 

Жадны, печальны, их зависть грызет, своего не упустят, 

Робки, не чужд им обман, а лицо их землистого цвета. 

 

  Следующие 92-102 главы "Салернского кодекса" посвящены флеботомии (phlebotomia) - кровопусканию, популярному методу лечения в Средние века: "кровь выпускают, во-первых, при сильных и острых болезнях. Мальчик, однако, и старец пусть выпустят крови немного". В современном словаре флеботомия, а также венотомия - широкое вскрытие просвета вены, например, для удаления тромба.

 

  К числу транзиторных (переходных) исторических терминов можно отнести какохимию (дурной состав соков) и противоположный ему - эухимия (хороший состав соков). Авторство принадлежит Иоганну Баптисту Ван Гельмонту (1577-1644), голландскому ученому, представителю такого направления как ятрохимия (другой вариант написания: иатрохимия, то есть медицинская, лечебная химия). Он открыл углекислоту, назвал ее Spiritus silvester - лесной дух; он же сформулировал понятие газа, тождественного духу (пневме): "По особенностям дела и за неимением имени я назвал это испарение газом, что близко к хаосу древних", - писал Ван Гельмонт в связи с опытом сжигания дубовых углей.

 

  Что касается ятрохимии, то ее создателем был Теофраст Парацельс (такой античный псевдоним выбрал себе выдающийся швейцарский врач-эмпирик и натурфилософ Гугенхейм; 1493-1541). "Действительно, я ятрохимик, потому что знаю медицину и химию", - говорил о себе Парацельс. Он обогатил науку своего времени терминами arcana - тайные средства, "архей" (от греческого "начальствую") - верховный дух, регулирующий принцип организма в целом и отдельных органов. Разумеется, при всех достижениях, у Парацельса наличествуют элементы мистики, оккультизма, демонологии, так как, по словам одного из его современников, "они занимаются астрологией, геомантией, некромантией и другими запретными науками".

 

  Геомантия - гадание по земле, некромантия - прорицание с помощью умерших (от греч. necros - смерть). Затем некромантия была переосмыслена как "нигромантия" (от лат. черный), то есть "чернокнижие", занятия черной магией. Самым знаменитым чернокнижником XVI века был Герг (или Иоганн) Фауст, реальная историческая личность. Парацельс был не менее славен в свое время и, что существенно для терминологии, имел вкус к словесному творчеству. 

 

  Средние века вообще придавали большое значение этимологизации, то есть отысканию истоков слова; зачастую это была ложная (фантастическая) этимологизация. Особенно популярным был труд епископа Исидора Севильского "О происхождении, или этимологии слов", написанный на латинском языке. Медицинским терминам там уделено значительное внимание, и многое лингвистически безупречно. Однако, некоторые объяснения способны вызвать улыбку. Так, Исидор Севильский выводит слово medicina от латинского modus - мера, умеренность. Ибо, замечает средневековый автор, "чрезмерность приносит не здоровье, а опасность"... Ars medicina все-таки от medius, средний.

 

  Исследователь культуры Средневековья и Ренессанса Михаил Бахтин считал, что "самое стремление Ренессанса восстановить латинский язык в его античной классической чистоте неизбежно превращало латинский язык в мертвый язык".

 

  Этот процесс очень ярко отразился в творчестве великого француза, францисканского, а затем бенедиктинского монаха, медика и писателя, автора "Гаргантюа и Пантагрюэля" Франсуа Рабле (1494-1553). Медицинская терминология Рабле, с одной стороны, показывает отличное знание греко-латинского наследия античной медицины, прежде всего Гиппократа и "Гиппократова сборника", и, с другой - свободное использование простонародных названий бранного и комического характера. Иногда он дает эквиваленты того и другого: греч. epiglotte = франц. gargamelle (надгортанник). Доктор Рабле ввел в современный французский язык следующие понятия и слова: "терапия", "пароксизм", "ангина", "сфинктер", "эпидермис", "эфемерный" и другие из арсенала классических языков. Автор "Гаргантюа и Пантагрюэля" почерпнул из устных источников народного языка названия болезней la Dame Verolle (сифилис), la Goutte (подагра), le mal saint Antoine (болезнь св. Антония), le mal saint Vit (болезнь св. Вита) и т.д.

 

  "Врач с физиономией мрачной, угрюмой, отталкивающей, катоновской, неприветливой, сердитой, хмурой огорчает больного, врач же с лицом веселым, безмятежным, приветливым, открытым радует его", - писал знаменитый кюре города Медона. Смеховая культура Средневековья нашла в его романе наиболее полное воплощение, в том числе и в том, что касается анатомии человека и врачевания недугов. Рабле предлагал лечить смехом. Теория благотворного влияния смеха на здоровье была в ходу на медицинском факультете университета в Монпелье, где он учился. Раблезианский смех распространяется и на святое святых средневековой схоластической науки - на латынь.

 

  Перечитаем VI и VII главы из второй книги романа "О том, как Пантагрюэль встретил лимузинца, коверкавшего французский язык" и "О том, как Пантагрюэль прибыл в Париж, и о прекрасных книгах, находящихся в библиотеке монастыря св.Виктора", там есть веселая пародия на псевдоученую речь парижского студента и более сотни пародийных заглавий трудов ученых медиков. Непристойный юмор и просто жизнерадостное лингвистическое дурачество Рабле - это как раз та смеховая культура, та амбивалентность (двоиственность) телесного низа и духовного верха в человеке, о которой писал М.М.Бахтин.

 

  Двумирный характер средневековой и ренессансной культуры отразился и в зеркале медицинской терминологии. Наряду с официальной религией, христианством, действуют оккультные учения, алхимия, астрология, черная магия; все они оставляют свой след в медицинском словаре. Строгие латинисты, ориентированные на античность, противостоят сторонникам вульгарной, но живой лексики. Но латинизированный характер медицинского словаря все-таки сохраняется.

 

  Старинная студенческая песня "Гаудеамус" (Будем радоваться!) создана в середине XIII века, ее авторы те безымянные бродячие школяры, которые бродили по дорогам Европы и назывались тогда scholastici vagantes, а сейчас называются студентами.