Судьба французского языка в XXI веке

 Сегодня со всех сторон раздаются тревожные голоса: французский язык теряет свои позиции в мире, французский отступает! В мае этого года представители крупнейших ассоциаций по защите и пропаганде французского языка подвели горестный итог: англо-американский язык  довлеет всюду - в экономике и рекламе, в государственных учреждениях и в армии, в образовании и в международных организациях...

   Еще сравнительно недавно французский язык оставался официальным языком дипломатии, и мировое сообщество только приветствовало это. Подписанный в 1905 году русско-японский мирный договор был составлен на французском языке, ибо считалось, что он отличается такой ясностью и точностью, какой не обладает ни один другой язык. Увы, именно представитель французской нации нарушил первым эту международную традицию, причем не кто-нибудь, а президент Жорж Клемансо. В знак признательности британским и американским союзникам Клемансо предложил, чтобы текст Версальского договора был составлен на двух языках – французском и английском. Это было первым шагом в сторону двуязычного изложения международных документов. Первым шагом к нынешнему положению вещей...

   Сегодня во многих французских фирмах, в административные советы которых входят исключительно французы, рабочие совещания проводятся, как ни странно, на английском языке. Рабочая документация французских предприятий тоже почему-то составляется на английском. На проводимых во Франции конгрессах и коллоквиумах, в которых участвуют в основном французы, звучит английская речь, что поражает даже иностранцев...

   Французский язык является одним из рабочих языков ООН, однако 90% документации составляется здесь на английском. В европейских организациях вроде бы договорились о приоритете французского и английского языков, но на деле английскому так часто отдается предпочтение, что французам остается лишь смириться с этим. Неужели в один прекрасный день французский язык окажется в положении индейских языков, про которые Шатобриан заметил, что их помнят только старые попугаи из Оренока?

   И все же  я возлагаю большие надежды на XXI век.

   Как ни странно, но для спасения французского языка очень важно навести порядок в английском языке. Ибо тот язык, который сегодня широко используется во всем мире, все меньше и меньше походит на настоящий английский.  Это – некое языковое образование, выросшее из англо-американского языка, сохранившее английские корни, но изобилующее неологизмами, словами с приблизительным смыслом и лингвистическими деформациями. Это уже не язык культуры; ведь язык и культура неразделимы. Конечно, нашим внукам придется говорить на англо-американском языке, ставшим эсперанто нашего века, поскольку от этого зависит их жизненный успех. Но если им захочется  познакомиться с произведениями Шекспира, Уайльда или Джойса, то надо будет вернуться к подлинному английскому языку – богатому, красивому, выразительному. Так что всем в Европе, включая жителей Британских островов, предстоит защищать свой родной язык.

   По мнению лингвиста Клода Ажежа (ClaudeHagege), из 5 тыс. языков, распространенных сегодня во всем мире, выживут не более пятисот, и уже сегодня многим языкам угрожают (или обрекают их на исчезновение) процессы глобализации. Клод Ажеж считает, что перед лицом англо-американского языкового натиска «нужно действовать решительно, не испытывая никаких комплексов».

   Именно таких действий мы ждем от XXI века. Прежде всего, нужно возродить чистоту французского языка, поскольку за последние десятилетия ХХ века он был сильно подпорчен. Нам нужно возродить то, что школьные учителя называли «хорошим французским языком». Нужно избавить язык от накопившихся шлаков и тарабарщины, которую, к сожалению, насаждали некоторые преподаватели. В то же время следует поддерживать мобильность нашего языка, ибо застой в языке – верный признак агонии.

   Поразительны сами темпы, которыми наш язык пополнялся новыми словами. В восьмом издании «Словаря Французской академии», выпущенном до второй мировой войны, было 32 тыс. слов. В девятом издании, которое будет завершено в ХХI веке, предусмотрено 55 тыс. слов. За семьдесят пять лет в нашем языке появилось более 20 тысяч новых слов!

   В XXI веке нам предстоит включить в словари глаголы, существительные и прилагательные, порожденные новым арго – «верланом». Уже сегодня в таких словарях, как «PetitRobert» и «Petit Larousse», присутствует слово «ripou» - верлан, образованный от слова «pourri». Оно стало особенно популярным после выхода на экраны фильма «LesRipouх». Снабдив слово окончанием множественного числа «х», авторы фильма прибавили его к ряду аналогичных слов: bijou, chou, genou…

   То же самое произойдет со словами «beur» (от слова «arabe»; так называют молодых арабов, родившихся во Франции в семье иммигрантов – прим. пер.) и «мeuf» (от слова «femme»), за которыми лексикографы уже признали право на «место под солнцем». В прошлом арго было секретным кодом, особым языком определенной среды. Сегодня, благодаря мощным рупорам СМИ, арго вышло далеко за рамки пригородов и оказывает влияние на школьную среду всех социальных слоев. В XXI веке ему предстоит подтвердить растущую роль разговорного языка. И нет никакого смысла бороться с арго, поскольку с незапамятных времен разговорный язык предшествовал письменному.

   Надо полагать, что в XXI веке усилятся некоторые тенденции, наметившиеся уже в конце ХХ века.  Все больше и больше акцентируется немое «е» («e» muet) , вплоть до того, что оно звучит даже там, где его, вроде бы, и не должно быть: каждый день мы слышим про «matcheux» («матч») между такими-то командами (такое произношение широко распространено на юге Франции, в частности в Марселе – прим. пер.). Фонетические соединения слов (liaisons) уже сегодня звучат все реже, а вскоре и вовсе исчезнут. Несовершенный вид сослагательного наклонения (l'imparfaitdusubjonctif), а уж тем более давнопрошедшее время (leplus-que-parfait) уйдут сначала из устного языка, а в конце концов – и из письменного.

   Это – всего лишь констатация фактов, и нужно, чтобы в XXI веке ученики наших школ, коллежей и лицеев вернулись к подлинным текстам, а не занимались «анализом произведений». Потому что надежда сейчас только на них – на этих учеников. Ведь образ Франции, столь притягательный для миллионов иностранцев, сложился благодаря их знакомству с нашими писателями. В доме румынских фермеров я видел на полке роман «Отверженные», причем на французском языке. Да и сам Гюго с полным основанием говорил о книгах Александра Дюма (самого популярного в мире французского автора), что они «источают свет самой Франции». Гюго мог бы сказать это и о многих других писателях.

   Мы должны толково распорядиться нашим литературным капиталом – от Ронсара до Марселя Пруста и Превера... Точно так же – с помощью литературного наследия – будут сохранены и другие языки, те, на которых писали Гете, Данте, Сервантес, Шекспир. Я мечтаю о рождении великого альянса наших стран, которые объединят свои усилия, чтобы сберечь литературное наследие Европы – единственное, что можно противопоставить «английскому из аэропорта». Но прежде, чем убеждать других, наши власти должны сами придти к твердому убеждению, а это будет непросто.

   Нужно увеличить число стипендий для молодых иностранцев, желающих учиться в наших университетах. Благодаря таким «инвестициям» - а я утверждаю, что это именно инвестиции, - иностранец, закончивший учебу в нашем университете, вернется к себе на родину и в течение нескольких десятилетий будет там выступать посланником французского языка.

   Наконец, нужно вспомнить еще об одном средстве, которым располагаем только мы, но почему-то уделяем ему все меньше внимания. Я имею в виду франкофонию. Уровень преподавания французского языка во многих франкоязычных странах понижается. Конечно, можно только порадоваться тому, что сейчас разрабатывается целый ряд проектов по развитию франкофонии, но их реализация во многом зависит от подготовки педагогических кадров для других стран.

   Важно понять одно: проблема сохранения французского языка не должна оставаться темой коллоквиумов, обсуждаемой только лингвистами и еще кое-какими специалистами. Ее нужно рассматривать как национальную проблему, ибо от решения этой проблемы зависит образ Франции, ее престиж, ее место в мире.

 Перевел с французского Борис Карпов